Оборотная сторона беспомощности - всемогущество. Оборотная, защитная, древняя. Вы не поверите, но самый беспомощный и самый могущественный возраст у человека - это младенчество. Я - волшебник. Я все могу. Именно так младенец переживает себя изнутри. Крикнул - появилось молоко. Хмыкнул - стало сухо. Заголосил - взяли на руки. Всемогущество маленького человечка оберегает его изнутри и обеспечивают выживание. Ведь если бы психика хотя бы на короткое время допустила вовнутрь реальность максимальной уязвимости и беззащитности, вряд ли бы младенец выдержал то, с чем потом может жить подросший человек. Хотя вместе с взрослением человека ожидает сплошная череда разочарований. Оказывается, мама и папа не делают то, что я хочу, их желания все реже совпадают с моими, и это вначале сложно, а потом и невозможно повернуть вспять. В какой-то момент оживить способность управлять взрослыми не помогает даже истерика. Даже при людях. Даже на полу магазина. Так ближе к 3-хлетнему возрасту ребенок встречается с бессилием - невозможностью на что-то и кого-то повлиять и заставить делать то, что хочется ему, но не хочется другому. Или не встречается... И тогда всемогущество оборачивается той ношей, которая растет из года в год, пока не придавит к земле, пока не приведет до отчаяния и поисков "что-со-мной-не-так". Вы снова не поверите, но всемогущим взрослым часто не хватает энергии, им хочется просто подальше - уйти или послать и... лежать - кому-то на диване, кому-то на пляже, кому-то даже неважно где. Потому что такая ноша - не по силам ни одному человеку в мире. Отвечать целиком и полностью за настроение, боль, развлечение, интерес, здоровье, благополучие, довольство, проблемы другого взрослого. А если таких других много? А если такой другой - каждый? В своем кабинете я часто слышу "нет сил", "нет энергии", "перегорел / перегорела", "как все задолбало", "не хочу никого видеть", "что со мной не так". За этими словами - я вижу незажившие раны детской беспомощности и слишком раннего - не по возрасту - разочарования. Невозможно было заставить маму взять на руки и дать немного тепла. Невозможно было прекратить скандалы, насилие, пьянство взрослых. Невозможно было привлечь столько внимания, сколько было тогда необходимо. Невозможно остановить руку, крики, побои. Слишком много невозможного - не по плечу неокрепшей психике, и она отчаянно ищет хоть немного волшебства. Кто-то зарывается с головой в книги и учебники, уходит в фантазии, создает другие миры, живет будущим. Кто-то спасает и утешает маму, кто-то изо всех сил помогает папе. Кто-то берет под опеку младших. Кто-то бунтует и не соглашается ни с чем. Психика ищет то место, где есть возможность развернуться любому возможному, лишь бы не встречаться с почти смертельным переживанием беспомощности. Дальше, по накатанной, всемогущество наращивается, как мышца, и переходит в личные отношения, отношения с друзьями, коллегами, собственными детьми. И тут в какой-то точке непереносимого напряжения происходит срыв. "Я так больше не могу!" У кого-то в 20, у кого-то в 30, у кого-то в 40. У каждого - свой предел невыносимости и запас прочности. И когда этот предел разрушен, важно под обломками всемогущества отыскать слезы беспомощности - той ранней и непереносимой, которую невозможно пережить в одиночестве и которой, кажется, тоже нет предела. Но он есть. И, находя его, человек обретает бессилие - границу между "я не могу" и "это действительно возможно". Он перестает биться об камни и учится переходить горы. Он начинает видеть тупики и замечать двери. Одни из них открыты, другие - заперты. Да, ключи можно найти, некоторые двери даже можно вышибить. Только зачем, если вокруг столько путей и возможностей? С пониманием границ своей беспомощности и границ своего всемогущества человек обретает реальную силу и реального себя. И от этого почему-то легче дышится, легче живется и, главное, чаще случается так, как хочется. Вот такое вот волшебство. На этот раз реальное.